Быть честным с собой и ни от кого не зависеть

Александр Бородько – пластический хирург, действительный член Всеукраинского общества пластических, реконструктивных и эстетических хирургов. Доктор Бородько регулярно повышает квалификацию, участвует в тематических международных конгрессах, проходит стажировки во Франции. И сегодня он поделился с нами своими жизненными и профессиональными принципами, а также планами на будущее

---

LNE: Говорят, что все хирурги – еще и философы. Не знаю, насколько это правда в отношении всех, но о вас так точно можно сказать, на мой взгляд. Считаете ли вы сами себя философом? Какова ваша жизненная и профессиональная философия?

А. Б.: Философом я себя не считаю, потому что для этого нужно время, которого у меня нет. Я живу по принципу: ты должен быть правдив не только по отношению к пациентам, но и к себе. Иначе начнутся какие-то внутренние конфликты, несогласие, отсутствие понимания – где результат есть, а где его нет.

LNE: В одном из ваших материалов нашла фразу: «Если можно не оперировать – лучше не оперировать». Вы действительно так считаете? Почему?

А. Б.: Да, я так считаю, и тут все очень просто. Проход скальпеля, канюли или любого хирургического инструмента оставляет после себя след. Этот след – соединительная, грубо говоря, рубцовая ткань, которую организм не ждал. Как она себя будет вести дальше на разной глубине ⎼ глубоко, поверхностно, нельзя сказать точно. Я, конечно же, делаю операции таким образом, чтобы свести этот травматизм к минимуму, но фразу «если можно не оперировать – лучше не оперировать» считаю правдивой, потому что, кроме всего хорошего, есть и побочные эффекты.

LNE: Если вы говорите о канюле, то речь идет не только об операциях, но и о малоинвазивных воздействиях?

А. Б.: Канюля – не такое малоинвазивное вмешательство, как нам кажется. Скальпель – хорошо отточен, и травма после него может остаться, когда хирург прижигает сосуды. Но сам проход скальпеля, особенно если до этого сделана инфильтрация раствором с адреналином, – минимально инвазивный. А вот канюлей можно сделать тупой ушиб мягких тканей, который потом влечет за собой и фиброз, и нарастание соединительной ткани.

LNE: Сегодня тема осложнений в эстетической медицине – на волне популярности, ей посвящают целые конгрессы. Но я помню, что в далеком уже 2009 году, когда еще по большому счету мало кто об этом задумывался, вы уже поднимали этот вопрос, в частности, в статье «Ловушки ботулотоксина: как их избежать?» на страницах нашего журнала. Тогда мы говорили об аллергических реакциях, отсутствии эффекта, обратимых осложнениях технического характера и т. д. То есть вы одним из первых, по крайней мере в Украине, начали поднимать эту тему. Почему? Что позволило тогда «заглянуть в будущее» и спрогнозировать актуальность этой проблемы?

А. Б.: Это не прогноз: я начал колоть «Диспорт», когда его еще не было ни в одной стране СНГ. Тогда руководитель клиники, где я работал, ездила в Лондон и привезла мне схематично нарисованное лицо с приблизительными точками на лбу: что-то ⎼ 0,1, что-то ⎼ 0,3, а с тем, чего именно, я должен был разобраться. Когда вышла первая статья об осложнениях, у меня уже был хороший багаж опыта. Поэтому если Украина потихоньку набирала обороты, то с 1996 года я уже их набрал и летел на всех парах, имея за спиной и осложнения, и успехи.

LNE: Если в то время «Диспорта» не было, то как вы его завозили?

А. Б.: Его можно было провезти в сухом виде в термосе. Тогда «Диспорт» выпускался не в бумажных упаковках, а в пластиковых, эту коробку можно было обложить льдом и бросить в термос. В то время о блокаде лба знали и позволяли себе в основном обеспеченные люди, звезды шоу-бизнеса. Собирались небольшие команды по 4⎼5 человек, это были мои первые пациенты. Да, я начинал колоть нелегально, не имея разрешения, не зная о последствиях и осложнениях, – колол на свой страх и риск.

LNE: Вот еще одна ваша цитата: «Тем временем многочисленные жертвы модного медицинского направления – это прямой укор нам всем, уважаемые коллеги. Это мы с вами открыли, как малые дети, ящик Пандоры, а теперь делаем хорошую мину при плохой игре». Это тоже текст из статьи 2009 года. Как считаете, удалось ли нам наконец-то закрыть этот ящик или об этом пока можно только мечтать? До сих пор ли мы делаем хорошую мину при плохой игре или вы видите качественные изменения в этом направлении?

А. Б.: Я думаю, что все осталось примерно так же: кто-то признает ошибки и начинает их исправлять, кто-то упорно наступает на те же грабли. Знаете, хорошо осуждать того, кто на арене, но получает славу тот, кто на арене, а не осуждающий. Есть чем исправлять, есть уже наработанные методики, поэтому смотрим в будущее с надеждой и оптимизмом.

LNE: Насколько я знаю, вы начинали свою врачебную деятельность с детской хирургии, а сейчас занимаетесь взрослыми. Почему так вышло?

А. Б.: Я любил ортопедию и детскую травматологию. У меня был очень хороший учитель, который научил оперировать, поставил руку, мозги и глаза, – это Александр Афанасьевич Сергиенко, хирург от бога. Но на то время стране не нужны были специалисты, сокращались места для врачей, в хирургии в том числе. И чтобы продержаться на плаву в материальном плане, я сменил деятельность. Работая в первой клинике эстетической медицины «Медицелл», я все-таки скучал по хирургии. И как раз в то время в «Медицелле» проводили консультации хирурги центра пластической микрохирургии, хирургии кисти, в частности Василий Дмитриевич Пинчук. Он меня взял к себе сначала на дежурство по хирургии кисти. Эта тема была для меня знакомой: пришивание оторванных пальцев, сухожильные, эпиневральные, сосудистые швы. После дежурства я ассистировал пластическим хирургам, которые для меня тогда были небожителями. Василий Дмитриевич оставил меня, потому что я предложил делать эстетику стопы, а также поместить рекламу об этом в журнале «Натали». Мой наставник научил меня красиво «делать» вальгусные стопы, молоткообразные пальцы, и мы включили в список услуг эту операцию, я вошел в четверку пластических хирургов центра Пинчука.

LNE: Пластические хирурги и косметологи, как известно, специфические врачебные специальности: вы гораздо чаще занимаетесь исправлением эстетических недостатков, нежели функциональных. А эстетика - это всегда субъективно и затягивающе: начинаешь процесс изменений – и остановиться не можешь, и вот это изменил бы, и это, и это… Испытываете ли вы хоть иногда такие ощущения? Или это все-таки удел пациентов, а врач, то есть вы, всегда четко знает, где и когда нужно остановиться?

А. Б.: Это, наверно, бывает у каждого хирурга. Например, у меня такой кураж был в молодости. Сейчас я не соучастник планов пациента. Нет у меня вот такого: зашел пациент «на волне», хирург ⎼ на нее же, и они, как две подружки, с азартом продумывают, как пациент будет выглядеть. Я обычно предлагаю решение проблемы различными путями. Правило одно: чем менее инвазивное вмешательство, тем меньше последствий, но тем меньше эффект. То есть хороший, долговременный эффект – это большая травма и синяки.

LNE: Давайте теперь поговорим о вас в роли учителя. Вы, кстати, в ней очень органичны: любое ваше выступление аудитория слушает буквально с открытым ртом. В прошлом году вы успешно провели совместное мероприятие с Магдалиной Аль-Нагаш, в этом году – конференцию «Трехпрофильное планирование…» с Полиной Лайтер и Косметологическим колледжем. Каковы планы на будущее? Какие авторские проекты ждут нас дальше?

А. Б.: Четкого плана у меня нет, есть идеи. Например, сейчас актуальна тема контурной пластики носа. Не менее интересной является тема жира. Существует множество осложнений, связанных с липофиллингом, ⎼ нужно сделать трансплантацию жира безопасной и максимально доступной в амбулаторных условиях. Правильно пересаженный жир должен быть взят из донорского места и пересажен без добавления анестетика, в него не должно попадать никаких посторонних ингредиентов, определенное центрифугирование и разрежение в шприце, уровень пересадки жира на надкостницу – все это необходимо соблюдать. Также сегодня на смену PRP, плазмолифтингу, приходит так называемый PRG, то есть плазма, разделенная на три фракции, одна из которых имеет ростковый фактор. Если смешивать жир с плазмой и добиваться гелеобразного стояния, а затем «садить» его максимально глубоко, это даст очень хороший эффект. Еще в девяностых-нулевых все хирурги мира заметили, что правильная трансплантация жира, например, в лицо с бедер надкостнично, кроме восстановления объема, дает еще значительное улучшение качества кожи. Жир ведет себя хорошо, на всех конференциях и конгрессах я говорю, что лучше жира может быть только жир. Я хочу эту тему немножко приблизить к амбулаторным условиям, чтобы сделать процедуру доступной и правильно выполняемой не только под наркозом, но и дерматологами, без осложнений.

LNE: Еще есть «Школа прикладной эстетики доктора Александра Бородько» – в начале года вы анонсировали, что она возобновляет свою работу на базе Aesthetic Consilium School. Расскажите, что значит «возобновляет»? Работает ли школа сейчас? Как стать ее студентом?

А. Б.: Мы совместно с Евгением Шаговым запланировали проведение семинаров для подготовленных специалистов на базе Aesthetic Consilium. Какие это будут семинары, пока не решили, но количества тем точно хватает.

LNE: В этом году вы отмечаете юбилей сотрудничества с компанией «Ипсен» – двадцать лет вместе, правильно? Во-первых, поздравляю с этой датой, с этим достижением! Во-вторых, расскажите о данном аспекте своей профессиональной жизни: как начиналось сотрудничество, как строятся ваши отношения?

А. Б.: Компания приходили ко мне, хотя они мне были не нужны. На то время у меня был свой канал поставки и опыт использования препаратов. Я не хотел тратить время на многочисленные мастер-классы и обучение. Но мой учитель Александр Сергиенко всегда говорил, что знаниями нужно делиться, этим я и стал заниматься. На каждом следующем мастер-классе мог полностью отвергнуть методику, которую представлял ранее. Ведь есть схемы, которые в итоге могут не работать. Тот же depressor anguli oris – мышца, опускающая угол рта. Я ее вообще никогда не колю и всегда говорю докторам о том, что эта методика не работает. Осложнений может быть много, а уголок не поднимется. Филлером поднимите, «Аптосом» поднимите, а «Диспортом» и «Ботоксом» – нет.

LNE: Кстати, о сотрудничестве с компаниями. Вы один из немногих тренеров, а в Украине чуть ли не единственный, на мой взгляд, кто может позволить себе в одном докладе рассказывать на мероприятиях компаний-дистрибьюторов о конкурирующих препаратах. Помню, на одной из конференций АНК вы говорили и о «Теосиале», и о «Ювидерме», и о «Принцессе». Также есть информация, что вы единственный в Украине тренер и по «Ботоксу», и по «Диспорту». Расскажите, как вам удается так выстраивать отношения с компаниями? Обычно они очень ревностно относятся к таким вещам.

А. Б.: Я не предупреждаю никогда. Я интересуюсь, сколько у меня времени, и стараюсь уложиться четко в регламент. Говорю о разных филлерах, потому что изолированно ничего не работает: ни «Радиесс», ни «Ювидерм», ни «Диспорт», ни «Ботокс». Моноприменение всегда ограничивает. Я не являюсь спикером ни одной из компаний, ни АНК, ни «Аллергана». Я незаангажированный тренер. Единственное, не изменю «Ипсе»: я делаю «Диспорт» не потому, что «Ботокс» хуже, а потому что привык им работать. В свой доклад я включаю разные филлеры, причем только потому, что я их использую. После мастер-класса ко мне, конечно, могут подойти представители какой-то компании и высказать свое возмущение, но я всегда говорю правду. Я не работаю на прибыль кого-то. Надо быть честным с собой и не зависеть ни от кого.

LNE: Вы с Инной Станиславовной – пример отличного тандема и в браке, и в работе. Расскажите, как распределяются роли? Не мешает ли совместная работа совместной жизни?

А. Б.: Знаете, я, наверно, поумнел с годами. С возрастом начинаешь понимать, что самое ценное – это не твоя хирургия, не твои лекции, даже не мама с папой, с которыми ты жил до совершеннолетия, а твоя вторая половина, которую ты знаешь от и до. Пришло понимание, что дальше работать в разных коллективах невозможно. Инна долго сопротивлялась, она привыкла к банковской корпоративной системе, и я ей посоветовал набраться мужества и бросить все. В итоге я на нее переключил все общение с моими пациентами. Инна очень коммуникабельная, любит людей, подходит к ним с открытой душой. А я вот, наоборот, могу оставаться максимально долго изолированным от внешнего мира. Супруга заботливо расписывает мой день, чтобы я был и сыт, и успевал все сделать.

LNE: В этом году вы семьей отдыхали в Испании, и Инна Станиславовна делала очень вкусные репортажи с места событий. Расскажите, как вы провели лето? Испания – ваша любимая страна? Кстати, думали ли когда-нибудь о переезде из Украины?

А. Б.: Впервые я был в Барселоне целых две недели. Но, по правде сказать, я очень тяжелый на подъем. Инна прилагает нечеловеческие усилия, чтобы организовать наш досуг: какие-то экскурсии, вылазки. Сначала я ворчу, что мне все не нравится, но в результате всегда остаюсь доволен. Что касается переезда, раньше я об этом никогда не думал. Мы поняли, что Советский союз украл у нас жизнь, потому что в то время не имели доступа к информации, не могли в молодом возрасте побывать за рубежом.

Если бы я попал в ту же Барселону лет в сорок, возможно, и остался бы. Но сейчас это твердое «нет». Я знаю, кто я для Украины, я чувствую, что нужен тут.

LNE: И в завершение еще один странный вопрос: про усы. Я, например, не могу вас представить без усов. Это вот прямо-таки ваша визитная карточка. Расскажите, когда они у вас появились? И почему не отращиваете бороду – сегодня это модно.

А. Б.: Усы у меня начинали расти еще в девятом-десятом классе, вот с тех пор и ношу. На время службы в армии пришлось с ними попрощаться. Но когда вернулся домой, все мои друзья и знакомые заставили отрастить их снова. Была и борода в студенческие годы, но она мне категорически не шла.

Впервые опубликовано в Les Nouvelles Esthetiques 2016/№5